А потом будет утро... - Страница 35

В эту ночь он не был так нежен, как раньше. Том ни словом не упомянул о разговоре внизу, не задал ни единого вопроса. Одри тоже молча уселась на постель с виноватым видом. Потом молодость и страсть взяли свое, и они снова слились в единое целое… Но сейчас он грубо целовал ее, словно кусал, словно хотел оскорбить или причинить боль. Он ласкал ее тело, как первобытный, необузданный дикарь, делаясь все более ненасытным в своих проявлениях любви.

– Зачем ты делаешь мне больно? – спросила она.

– Я тебя очень сильно люблю, Одри. – Том снова сжал ее своими клешнями так, что, казалось, у нее хрустнули кости. – Я… невозможно рассказать, что я чувствую, когда понимаю, что наконец-то ты – моя. Но я взбешен. Ты ничего не говорила мне про фирму.

– Но почему?.. А ну отпусти меня! Почему я должна была говорить? И что в этом плохого?

– Только то, что ты – не такая. – Он почему-то взял в руки ее длинные локоны. – Все это… Ты – не настоящая. Ты меня восхищаешь. Бизнес-леди. Но – ты не настоящая. Я тебя боюсь.

– Боишься?!!

– Боюсь. Боюсь, что что-то упустил, чего-то не понял. Я, оказывается, совсем тебя не знаю.

– Это что-то меняет?

– Я подумаю.

– Хорошо, думай, – холодно сказала она и отвернулась, натянув на себя одеяло.

Том долго молчал, наконец, уже засыпая, она почувствовала, как он обнял ее и, прижавшись к плечу, тихо засопел…

А утром, когда вещи были собраны и такси вызвано, Том внезапно заявил, что никуда не летит, а остается в Европе.

– В каком это смысле? – озадаченно спросил Виктор.

– Мне надо проветриться. Погулять, подышать воздухом.

– Но в Швейцарии сейчас…

– А на что мне Швейцария? Я найду, где развеяться. У меня, с открытым-то паспортом, – столько стран в распоряжении! Так что я погуляю пока… в пределах Шенгенского соглашения.

Одри хранила оскорбленное молчание. Когда подъехало такси, Том поцеловал ее тягучим грубым поцелуем и шепнул в самое ухо:

– Я подумаю… Пока!

Самолет собирался взлететь, а Одри – заплакать. Итак, ей известен ответ на вопрос, любил ли ее Том четыре года назад. Она получила даже больше, чем просто ответ. Что еще ждать от их отношений? Наверное, ничего. Том явно дал понять, что оставляет за собой право на свободу и что ему сейчас необходимо побыть одному. Ну и пусть. Это очень больно, гораздо больнее, чем в том ноябре, но она переживет. Да. Переживет. «Ты – не настоящая. Я тебя боюсь»…

Джуди подошла было к ней, дотронулась до рукава, но Одри даже не пошевелилась, тупо глядя в иллюминатор.

И все-таки… все-таки в душе жила уверенность, что из Швейцарии она увозит что-то ценное, важную тайну, которую ей предстоит разгадать много-много времени спустя.

9

Никто не знал, где искать Тома. Когда прошла неделя с тех пор, как он затерялся «в пределах Шенгенского соглашения», на смену обиде пришла тревога, и Одри стала искать доступы к информации, источником которой, конечно, являлась семья Тома. И прошлая семья – в лице мамы, и настоящая – в лице жены и дочки. Ко второму варианту она пока решила не прибегать, а на контакт с мамой подослала Джуди. Та принесла утешительные и в то же время неприятные новости: Том где-то в Европе, вчера звонил веселый и пьяный, но судебное заседание по поводу развода он безнадежно прогулял, новое назначено на декабрь.

– А еще, по-моему, – добавила Джуди, – она поняла, что я не просто старая ее приятельница, а засланный казачок. И ее это очень разозлило.

– Еще бы!

– Нет, ты не понимаешь. Раньше, общаясь с ней, я как бы принадлежала к ее возрастному окружению. А теперь, поскольку интересуюсь ее сыном, общаюсь с Виктором, я автоматически перехожу в разряд младшего поколения. Поколения ее детей. Понимаешь теперь, как она бесится?

– Ей же сорок пять! А тебе на десять лет меньше.

– Все равно. Думаю, в эту семейку нам теперь путь заказан. Если только вы с Томом не обвенчаетесь тайно и не поставите ее перед фактом.

– Этого никогда не произойдет, – ледяным голосом ответила Одри. Она всегда теперь, когда речь заходила о Томе, старалась говорить как можно меньше и как можно строже. Так слезы в голосе не очень мешали.

– Зачем, ну я просто не понимаю, – Джуди ходила перед ней по комнате, – зачем ты держишь все в себе? Кого ты стесняешься?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты могла бы выплакаться, высказать все, что у тебя на душе, обозвать его как следует, я бы все приняла, все выслушала. А ты молчишь. Одри, так нельзя!

– Я не хочу об этом говорить.

– Ну хорошо. – Джуди как будто на что-то решалась. – Ну хорошо, я скажу тебе еще одну вещь, и мы закроем эту тему навсегда. Только мне кажется, что ты сама попросишь скоро ее открыть заново.

– Какую вещь?

– Это касается его дочки.

– Я не хочу об этом говорить. – Одри вдруг вспомнила свои мечты о двух сыновьях, как у Бриджит.

– Ты послушай! Развод в любом случае неизбежен. Отец дочки – не Том, и сейчас его жена вернулась к этому мужчине, и, кажется, у них серьезные намерения. По крайней мере, ей точно нужен официальный развод.

– Ну а мне-то какое до всего этого дело?

Джуди посмотрела на нее искоса:

– Одри, я тебя недооценивала.

– В каком смысле?

– Ты – стоик. Но это вредно для здоровья.

– Я не хочу об этом говорить.

– Да что ты заладила, как попугай!

– Ну… И Том знает, что дочка – не его?

– Конечно знает. Только неизвестно, кого это известие больше убивает: Тома или его мать.

– Мне кажется, он должен очень сильно переживать. Только по нему никогда не догадаешься, о чем он думает.

– Одри, это самая длинная твоя реплика за последнюю неделю!