А потом будет утро... - Страница 3

Выбрав арабские языки, она оказалась на своем месте: ее внешность вполне соответствовала местному колориту. Раньше этого никто не замечал, а сейчас все будто бы проявилось под солнцем Израиля: раскосые черные глаза, напоминающие глаза арабок, маленький прямой нос, полные широкие губы, четко очерченные, всегда сложенные так, словно Одри собиралась вот-вот улыбнуться.

Почти всю сознательную жизнь она носила короткую стрижку, с некоторыми, разумеется, перерывами, изумлявшими окружающих, когда Одри пыталась зачем-то отрастить волосы. Ее излюбленная прическа очень шла ей: Одри стригла свои густые, чуть вьющиеся черные волосы очень коротко, оставляя маленькую кисточку над длиной смуглой шеей.

У нее были довольно широкие, но худенькие плечи, небольшая грудь, вытянутое тело с тонкой талией. Одри никогда не носила каблуков, и это завершало ее образ: она ходила быстро, в своих мягких замшевых тапочках, словно большая хищная кошка, которая аккуратно и мягко ступает на подушки изящных лап. Обладая статной осанкой, она удивительно раскованно и плавно двигалась, будто скользила по волне: уверенно, иногда слишком рискуя на поворотах, с удовольствием и легкостью принимая то, что дарит ей жизнь. А та дарила ей много поклонников и друзей, среди которых были и особенно дорогие для нее, как, например, Джуди.

От природы общительная и самодостаточная, Одри не видела причин, по которым ей нужно бегать за людьми или специально требовать к себе внимания. Обычно те сами тянулись к ней. Появлялись и исчезали друзья, развелись и затерялись где-то в огромном мире родители, и она относилась к этому, как к капризам погоды, с готовностью все перетерпеть и ничему не огорчаться. Ее веселая тетушка, которая всегда была абсолютно одинока, сама того не зная, научила ее не бояться ничего, даже одиночества…

Желтая открытая машина марки «рено» сиротливо стояла на жаре, посреди пустой автостоянки. Утренняя тень апельсинового дерева давно переползла на несколько метров в сторону. Одри представила, как ей сейчас придется ехать, сидя на раскаленном сиденье, навстречу горячему песчаному ветру, и ее передернуло. Развернувшись в сторону автобусной остановки, она решила вечером послать за машиной кого-нибудь из своих ребят. А пока пусть постоит. Дорога с этой окраины до центра займет минут тридцать, не меньше, поэтому лучше сесть в пустой автобус с кондиционером и как следует подумать…

А думать было о чем. Во-первых, скоро истечет срок контракта, а значит, настанет пора возвращаться в Детройт. К этому обстоятельству она испытывала двоякое чувство – огромное облегчение и щемящую тоску. Первое имело очень простую причину: штат Великих озер был куда прохладней Израиля, а Одри порой казалось, что ее тело, как расплавленный металл в кузнице, скоро потребуется погружать в воду, чтобы остудить. Второе чувство, оно же – вторая тема размышлений, касалось ее отсутствующих планов на будущее. И именно оно вызывало щемящую тоску.

Что она станет делать дальше? Ну сейчас, понятное дело, оборвет уши маленькому негодяю, которого почему-то уже становилось жалко. А потом? Она сбежала сюда от себя, от Стюарта, от всей прошлой жизни в надежде, что за полгода что-нибудь изменится, и вот они прошли, а ей нечего сказать в оправдание. Перед кем оправдываться – это второй вопрос, но сказать действительно было нечего. Стюарт отпустил ее… не без скандала, правда, но все же отпустил… с тем, чтобы она остыла и подумала. Остыла… Слово-то какое приятное! Одри посмотрела в окно на виноградные заросли знойного парка и вздохнула, вспомнив прохладу родного города…

Между ними ничего не произошло, они просто друг другу надоели. И тогда она сделала далеко не оригинальное и даже не новое предложение: разойтись. Но в отличие от всех предыдущих случаев – всерьез. Стюарт принял его с достоинством и предложил в свою очередь подумать порознь несколько дней. Она согласилась. А на работе как раз искали смельчака, который будет не против поехать в арабские страны на полгода. Одри сказала, что у них есть шанс ее уговорить. В этот же день пришло уточнение: страны не совсем арабские, город Тель-Авив… И она поняла – это судьба.

– Ты сумасшедшая! – орала Джуди вечером.

– Я знаю.

– Тебя пристрелят или похитят!

– Но это же Израиль.

– Все равно!

– Это – цивилизованная страна. И со мной никогда ничего не случается.

– Там полно арабов, оружия и наркотиков!

Как ни странно, Джуди оказалась не так уж далека от истины. Но это было не самое страшное для Одри.

Гораздо хуже оказалось в Египте…

С детства боявшаяся насекомых, Одри пришла в ужас от египетских скарабеев. Ей часто приходилось ездить в Каир, где эти священные жуки заполонили всё. Страна кишела картинками, фигурками, статуэтками и еще бог знает какими формами воплощения этих тварей. Одри просто не могла работать, ощущая вокруг себя царство навозных жуков.

Однажды им пришлось заночевать в Каире. На гостинице решили сэкономить, выбрав самую дешевую, и в своем номере Одри нашла вымпел с изображением священного жука, тут же запрятав его в настенный шкаф. Уже лежа в постели, она почему-то стала вспоминать страшные истории о том, как всякие там насекомые нападали на людей, оставляя от них одни скелеты…

Она не заметила, как заснула с этими мыслями, а проснулась с жутким криком: по ней ползали какие-то жуки… Одри выскочила из номера в одной рубашке, стряхивая с себя насекомых и громко вопя. Перепуганную переводчицу с трудом успокоили, но что за жуки водятся у них в номерах, администратор так и не признался. Тем не менее, Одри почему-то решила, что это были скарабеи, и никто не смог ее в этом разуверить.